8 февраля 1942 г. в бою за д. Баранцево Кармановского (ныне Гагаринского) района Смоленской области погиб Николай Петрович Майоров (20.05.1919-08.02.1942) - политрук пулеметной роты 1106 сп 331 сд. Николаю было 22 года. Он не успел стать великим поэтом, многое из его творчества не сохранилось, но однажды прочитав несколько стихотворений, понимаешь - насколько они ценны и дороги. Дороги до слез - в них облик и юность наших молодых дедов, погибших в той страшной войне, отстоявших жизнью жизнь для всех - они в наших сердцах. Пусть не много осталось строк после начинающего поэта, но они не забудутся, как и те, «что ушли, не долюбив, не докурив последней папиросы».
«Нам не дано спокойно сгнить в могиле -
Лежать навытяжку и приоткрыв гробы,
Мы слышим гром предутренней пальбы,
Призыв охрипшей полковой трубы
С больших дорог, которыми ходили.
Мы все уставы знаем наизусть.
Что гибель нам? Мы даже смерти выше.
В могилах мы построились в отряд
И ждём приказа нового. И пусть
Не думают, что мёртвые не слышат,
Когда о них потомки говорят…».
Николай Петрович родился в 1919 году в семье ивановского рабочего. Еще в школе начал писать стихи. Окончив в г. Иваново десятый класс, переехал в Москву и поступил на исторический факультет МГУ, а с 1939 г. стал посещать поэтический семинар в Литературном институте им. Горького. Писал много, но печатался редко.
В 1939-1940 гг. Николай Майоров пишет поэмы «Ваятель» и «Семья». Сохранились только отрывки из них, а также немногие стихи этой поры.
Летом 1941 года Н. Майоров вместе с другими московскими студентами роет противотанковые рвы под Ельней. В октябре 1941 г. его просьба о зачислении в армию была удовлетворена, Николай добровольцем уходит на фронт…
Есть в голосе моем звучание металла.
Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.
Не все умрет, не все войдет в каталог.
Но только пусть под именем моим
потомок различит в архивном хламе
кусок горячей, верной нам земли,
где мы прошли с обугленными ртами
и мужество, как знамя, пронесли.
Мы жгли костры и вспять пускали реки
Нам не хватало неба и воды.
Упрямой жизни в каждом человеке
железом обозначены следы -
так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы — спросите жен!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
где нашей жизни ход изображен.
Мы были высоки, русоволосы,
вы в книгах прочитаете, как миф,
о людях, что ушли, не долюбив,
не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
крутых путей к последней высоте,
мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
в столбцах газет, в набросках на холсте.
Но время шло. Меняли реки русла.
И жили мы, не тратя лишних слов,
чтоб к вам прийти лишь в пересказах устных
да в серой прозе наших дневников.
Мы брали пламя голыми руками.
Грудь раскрывали ветру. Из ковша
тянули воду полными глотками.
И в женщину влюблялись не спеша.
И шли вперед, и падали, и, еле
в обмотках грубых ноги волоча,
мы видели, как женщины глядели
на нашего шального трубача,
а тот трубил, мир ни во что не ставя
(ремень сползал с покатого плеча),
он тоже дома женщину оставил,
не оглянувшись даже сгоряча.
Был камень тверд, уступы каменисты,
почти со всех сторон окружены,
глядели вверх - и небо было чисто,
как светлый лоб оставленной жены.
Так я пишу. Пусть не точны слова,
и слог тяжел, и выраженья грубы!
О нас прошла всесветная молва.
Нам жажда жизни выпрямила губы.
Мир, как окно, для воздуха распахнут,
он нами пройден, пройден до конца,
и хорошо, что руки наши пахнут
угрюмой песней верного свинца.
И как бы ни давили память годы,
нас не забудут потому вовек,
что, всей планете делая погоду,
мы в плоть одели слово "человек"!
Я не знаю, у какой заставы
Вдруг умолкну в завтрашнем бою,
Не коснувшись опоздавшей славы,
Для которой песни я пою.
Ширь России, дали Украины,
Умирая, вспомню... И опять -
Женщину, которую у тына
Так и не посмел поцеловать.
Сколько пророческого в строках… и даже трубач над Братской могилой в п. Карманово.
Автор: Маруся Кривонос
Изображение (фото): из открытых источников
Участники событий и другие указанные лица: